Ночь 10. Купер
Лоа гуляет по снам, а Куперу снится закат.
Это был совсем маленький остров на самом краю Асгарда. Несколько метров — и водопад, отмечающий границу мира. И к этой границе неторопливо спускалось вечернее солнце.
На скале недалеко от берега сидел черноволосый мальчик и наблюдал закат.
Когда за спиной раздался шорох, мальчишка удивлённо обернулся на звук, явно не ожидая, кто здесь кто-то может быть, но, увидев леопарда, приветственно ему улыбнулся совершенно искренней детской улыбкой, совсем не как Купер.
— Пробрался-таки?
— Пробрался, — согласился Лоа, садясь неподалёку. — Надеюсь, ты не очень против, мой бог. Здесь красиво. Это твой дом?
— Я здесь вырос, да. Хотя родился не здесь, — Купер указал на закат. — Смотри, сейчас оно уйдёт вниз и будет ещё лучше.
Солнце и правда быстро скрывалось за горизонтом (если можно так назвать край мира). И по мере того, как оно опускалось всё ниже, водопад постепенно окрашивался в золотой. А когда солнце совсем опустилось, ещё какое-то время его лучи просвечивали из толщи воды, и вся вода казалась жидким золотом.
Лоа неотрывно следил за закатом и лишь после его завершения моргнул и повернул голову, посмотрев на мальчика.
— Ты сам себе снишь такие моменты или они приходят сами?
— Сами, — ответил Купер. — Хотя на самом деле дом мне снится не очень часто. Забывается со временем, искажается в воспоминаниях.
— Сделать тебе тоже вуду на память? Красивое же, — кот снова посмотрел на границу мира.
— Ну, тут далеко не всё красивое… но тебе бы понравилось. Много места, много мяса и много золота. А за вуду на память был бы благодарен. Много чего не хочется забывать, а оно ускользает.
— У тебя есть вещи с историей, которые можно было бы использовать как основу, чтобы их было не очень жалко изменить? — уточнил Лоа. — Что-нибудь поменьше ножа.
— Насколько поменьше?
— Чтобы не сильно отяжелить браслет или амулет на шею, смотря что получится. Или, может, у тебя даже есть нить? И мне потребуются твои волоски.
— Эм… — Купер задумался. — У меня есть браслет из плетёной кожи. Можно его. Или можно его расплести и взять одну из лент.
— Ты знаешь его историю? — спросил Лоа. — Насколько далеко?
— От момента как я его сплёл. Это было… давно. Мама меня пыталась так научить концентрировать внимание, чтобы мои попытки в магию не превращались в локальную катастрофу.
Леопард кивнул.
— Хороший предмет с хорошей историей. Он уже содержит в себе твои воспоминания. Мне почти ничего не придётся добавлять, только разбудить то, что уже хранится в потенциале. Оставишь его утром в поле зрения камеры? Я попрошу Британчика достать.
— Хорошо. И волос, я помню.
Солнце ушло, видимо, уже слишком низко, потому что через воду уже ничего не просвечивало. Осталось лишь небольшое зарево отражённого света по краю горизонта. А над головой воцарилась ночь, и в небе показались созвездия, не похожие ни на одно, которое Лоа видел.
— В вуду история вещей, я так понимаю, большую роль играет для самой магии? — спросил Купер.
Леопард рассматривал чужие созвездия, и звёзды отражались в его зрачках. Услышав вопрос, он перевёл взгляд.
— Да. Вещи, которые помнят причинение вреда, более легко вредят и впредь. Даже если ты делаешь из них целительный амулет. И наоборот. Очень трудно заставить вредить вещь, которая вреда не помнит.
— А насколько тонко это работает? — уточнил Купер. — Убить кого-то, например, это вред. Но причина убийства может быть разная. Убить убийцу, спасая несколько жизней, это, вроде бы, уже и не вред вовсе. Такие грани учитываются?
Лоа согласно моргнул.
— Конечно. Всё это оставляет отпечаток. Орудие убийства и оружие возмездия ощущаются по-разному. И используются по-разному. Знающий бокор никогда не позволит воинам деревни путать копья охотничьи и копья для войны, чтобы оружие не начало путаться в том, для чего служит.
— Сложная у вас магия. Но интересная. Есть простор для творчества, если можно так сказать.
— И есть простор для хитростей, — кошак незаметно подобрался поближе. — Однажды мне попался рубин, ради обладания которым человек убил человека. Хорошая вещь для злого колдовства, но плохая вещь для моих целей. Мне нужно было вместилище, куда можно пригласить лоа. Поэтому я скормил камень кобыле-единорогу и караулил несколько дней, пока он очистится. Единороги хорошо вытягивают дурное.
Купер посмотрел на Лоа со смешанными чувствами.
— Я не знаю, что меня интересует больше, — наконец сказал он, — как ты заставил её съесть камень или как лоа отнёсся к тому, что его вместилище буквально высрато?
— Это был маленький камень, размером с ноготь, — ответил Лоа. — Она его слизнула с солонца и не заметила. А след от того, что камень прошёл через пищеварительный тракт, смыло водой — я ненадолго оставил его в реке. Так что духи не против такого вместилища.
— Да ты коварно обманул духов, кот! Оставил он камушек в реке. Отныне нарекаю тебя Котом Коварства.
— А Коту Коварства положены чесания? — навострил уши леопард.
— Ты должен их как-то коварно истребовать.
Кот улёгся совсем рядом с Купером и сказал:
— Я оботрусь об твою одежду и оставлю на ней много шерсти, если ты не станешь меня чесать. Она будет лезть тебе в нос, и ты будешь чихать.
— Нет, так не прокатит. Это мой сон, никакой шерсти в моём сне. Попробуй ещё.
— Я тебя лизну. У меня шершавый язык, тебе не понравится. Так прокатит? — сощурился Лоа. — Или я могу уронить тебя в воду, и ты будешь мокрый.
— Один почесун. И никто об этом не должен узнать.
— От меня не узнает никто. Слово бокора, — торжественно сказал леопард и растёкся, подставляя бок под законный один почесун.
И тут случился внезапный почесун-почесун-почесун всего кота! И бородёнку почесун. Лоа немедленно в восторге состроил смешную морду, вытягивая усы.
— Доволен? — спросил мальчик.
— У меня лучший бог, — заявил Лоа. Похоже, он был очень доволен.
Купер на это только усмехнулся.
— Иди в свой сон, кот.
Леопард плавно поднялся, боднул Купера лбом в плечо и скрылся где-то за спиной. Обернувшись, тот уже никого не увидел.