Where the blood runs cold

Горы встречают снегом и пустотой. Пустотой – потому что нет голосов, нет гомона других собак, нет ничего, кроме серого неба, ветра да щерящихся сквозь снежную насыпь камней. Февраль холоден – и Роско по душе такая погода. Он не без удовольствия выбирает самые трудные тропки, с интересом изучает призраки чужих запахов на камнях, наученный тому, что невнимательность и неосмотрительность имеют очень большую цену. Когда Роско отходит далеко, и силуэт каюра становится слишком далёким, пёс останавливается и ждёт. Оборачивается, разглядывая карими глазами два силуэта – Джонни держится рядом с каюром и не уходит далеко. Роско учится. Каюр не похож на его прежнего Человека, но Роско привыкает. Учится привыкать и слушаться, учится понимать оттенки речи этого обветренного судьбой, черствоватого человека. У его прежнего человека был задорный и веселый нрав, живой взгляд и азарт, которым искрился голос – и которым каждый раз Роско заражался на старте. У этого – ровный голос, спокойный взгляд прищуреных тёмных глаз, морщинистые и грубоватые руки, и пёс всё больше находит, что в какой-то мере, ему это по душе. Когда каюр окликает пса, Роско подходит – сначала медленно, потом ускоряет шаг. Бесцельные блуждания по округе и побеги со двора остались в прошлом – там же, где была грызня с прежним вожаком упряжки и тоска по человеку, что его продал, и образ которого всё больше становится чем-то далёким и размытым в памяти пса. Каюр протягивает руку с лакомством, и Роско принимает угощение.

Они гуляют до темноты, и когда первые, по-прежнему ранние февральские сумерки окрашивают окрестности в синеватый, возвращаются назад: слегка уставшие, но довольные. Роско входит первым, сразу за хозяином. Провожает того глазами, когда он, скинув верхнюю одежду на спинку старого кресла, уходит в место, где люди обычно готовят еду – Роско хорошо его знал, потому что был частым гостем в доме у прежнего человека – и бредет к камину. Какое-то время наблюдает за вьющимся у хозяйских ног Трюфелем, за Джони, ушедшим на специальную, их, собачью подстилку на грубовато сваренных ножках – место у огня по праву принадлежит Роско. Наконец, придя к выводу, что всё идёт своим чередом, кобель растянулся у камина, вальяжно вытянув передние лапы. Совсем скоро место с ним занимает человек – садится в кресло, потягивая что-то из обхваченной ладонями кружки, вытягивает ноги к огню. Роско кладет голову на лапы и лениво прикрывает глаза, наслаждаясь теплой негой прежде, чем их время в доме выйдет. Прежде, чем они уйдут в вольер, а темнота проглотит прошедший день, чтобы наступил другой – яркий от слепящего глаза снега, морозный, полный новых впечатлений и хруста снежного наста под лапами.